Рассказ О. Генри «Последний лист» (на русском языке в сокращении)

Предлагаем прочитать рассказ О. Генри «Последний лист» на русском языке (в сокращении). Такой вариант подойдет для тех, кто изучает русский язык, английский язык или для тех, кто хочет ознакомиться с содержанием произведения. Как известно О. Генри отличает своеобразный стиль. Он изобилует неологизмами, софизмами, каламбурами и другими стилистическими  средствами. Чтобы читать рассказы О. Генри в оригинале, нужна подготовка.

О Генри. Последний лист. Часть 1 (по рассказу O. Henry «The Last Leaf»)

В небольшом квартале к западу от Вашингтон-сквера улицы называются проездами. Они образуют странные углы и кривые линии. И вот в этом квартале любили селиться художники, ведь окна там выходили большей частью на север, и квартирная плата была дешевая.

Студия Сью и Джонси помещалась наверху трехэтажного кирпичного дома. Джонси — уменьшительное от Джоанны. Одна приехала из штата Мэйн, другая из Калифорнии. Они познакомились в одном кафе  на Восьмой улице и нашли, что их взгляды на искусство, цикорный салат и модные рукава вполне совпадают. В результате и возникла общая студия. Это было в мае.

В ноябре неприветливый чужак, которого доктора именуют Пневмонией, незримо разгуливал по кварталу, касаясь то одного, то другого своими ледяными пальцами. Но если в других частях города он шагал смело, поражая десятки жертв, то здесь, в лабиринте узких переулков, он плелся нога за ногу. Господина Пневмонию никак нельзя было назвать галантным  джентльменом. Худенькая малокровная девушка, едва ли могла считаться достойным противником для дюжего молодца с красными кулачищами и одышкой. Однако он свалил ее с ног, и Джонси лежала неподвижно на крашеной железной кровати, глядя сквозь мелкий переплет окна на глухую стену соседнего кирпичного дома.

-У нее один шанс… ну, скажем, против десяти, — сказал доктор, стряхивая ртуть в термометре. — И то, если она сама захочет жить. Вся наша медицина теряет смысл, когда люди начинают действовать в интересах гробовщика. Ваша маленькая барышня решила, что ей уже не поправиться. О чем она думает?

— Ей… ей хотелось написать красками Неаполитанский залив, -сказала Сью.

— Красками? Чепуха! Нет ли у нее на душе чего-нибудь такого, о чем действительно стоило бы думать, например, мужчины?

— Мужчины? — переспросила Сью, и ее голос зазвучал резко. — Неужели мужчина стоит… Да нет, доктор, ничего подобного нет.

— Ну, тогда она просто ослабла, — решил доктор. — Я сделаю все, что буду в силах сделать как представитель науки. Но когда мой пациент начинает считать кареты в своей похоронной процессии, я скидываю пятьдесят процентов с целебной силы лекарств. Если вы сумеете добиться, чтобы она хоть раз спросила, какого фасона рукава будут носить этой зимой, я вам ручаюсь, что у нее будет один шанс из пяти, вместо одного из десяти.

После того как доктор ушел, Сью выбежала в мастерскую и долго плакала. Потом она храбро вошла в комнату Джонси с чертежной доской, насвистывая рэгтайм.

Джонси лежала, повернувшись лицом к окну, едва заметная под одеялами. Сью перестала насвистывать, думая, что Джонси уснула. Она пристроила доску и начала рисунок к журнальному рассказу.

Набрасывая для рассказа фигуру ковбоя, Сью услышала тихий шепот, повторившийся несколько раз. Она торопливо подошла к кровати. Глаза Джонси были широко открыты. Она смотрела в окно и считала — считала в обратном порядке

— Двенадцать, — произнесла она, и немного погодя: — одиннадцать, — а потом: — «десять» и «девять», а потом: — «восемь» и «семь» — почти одновременно. Сью посмотрела в окно. Что там было считать? Был виден только пустой, унылый двор и глухая стена кирпичного дома в двадцати шагах. Старый-старый плющ с узловатым, подгнившим у корней стволом заплел до половины кирпичную стену. Холодное дыхание осени сорвало листья с лозы, и оголенные скелеты ветвей цеплялись за осыпающиеся кирпичи.

— Шесть, — едва слышно ответила Джонси. — Теперь они облетают гораздо быстрее. Три дня назад их было почти сто. Голова кружилась считать. А теперь это легко. Вот и еще один полетел. Теперь осталось только пять.

— Чего пять, милая? Скажи своей Сьюди.

— Листьев. На плюще. Когда упадет последний лист, я умру. Я это знаю уже три дня.

— Первый раз слышу такую глупость! — с презрением отпарировала Сью. — Какое отношение могут иметь листья на старом плюще к тому, что ты поправишься? А ты еще так любила этот плющ, гадкая девочка! Не будь глупышкой. Да ведь еще сегодня доктор говорил мне, что ты скоро выздоровеешь… позволь, как же это он сказал?.. что у тебя десять шансов против одного. Попробуй съесть немножко бульона и дай твоей Сьюди закончить рисунок, чтобы она могла сбыть его редактору и купить вина для своей больной девочки и свиных котлет для себя.

— Вина тебе покупать больше не надо, — отвечала Джонси, пристально глядя в окно. — Вот и еще один полетел. Нет, бульона я не хочу. Значит, остается всего четыре. Я хочу видеть, как упадет последний лист. Тогда умру и я.