Амброз Бирс. Случай на мосту через Совиный ручей (рассказ)

Часть II

Пейтон Фарквар был успешным фермером родом из старинной  и всеми уважаемой алабамской семьи. Будучи рабовладельцем и, как все рабовладельцы, политиком, он, естественно, был горячо предан политике Юга. Собственнические настроения, которые господствовали в Алабаме, послужили причиной того, что он не пошел на службу в армию, тем более что ее наступление здесь закончилось полным разгромом при Коринфе. Его  трясло от гнева при виде своего бессилия, и он жаждал дать выход своей энергии, не имея возможности быть солдатом и отличиться в бою, он делал все, чтобы помочь Югу:  хватался за любую самую черную работу, самое опасное приключение было ему по плечу. Ведь в душе он был солдат, и часто действовал необдуманно и без особой подготовки, следуя известному высказыванию о том, что на войне и в любви все средства хороши.

Однажды вечером, когда Фарквар с женой сидели на скамеечке у входа в свои владения, солдат в сером камуфляже подъехал к воротам и попросил попить воды. Миссис Фарквар была рада лично оказать ему эту услугу. Пока жена ходила за водой, ее муж подошел к покрытому пылью всаднику и стал с интересом расспрашивать о новостях с фронта.

«Янки приводят в порядок железную дорогу, — сказал солдат, — и готовятся к новому наступлению. Они дошли до моста через Совиный ручей, починили его и соорудили укрепление на северном берегу. Командир издал приказ, который разослали во все концы и в котором говорится, что любой гражданский, пойманный в районе железной дороги, туннелей или вагонов будет без промедления повешен. Я сам видел этот приказ».

«Далеко ли до моста через Совиный ручей?» — спросил Фарквар.

«Около тридцати миль».

«А с этой стороны реки стоят войска?»

«Только заградительный отряд в полмили отсюда на железной дороге и один часовой с этой стороны моста».

«Получается, что если у кого-нибудь – гражданского или курсанта – получится обойти заградительный отряд и избавиться от часового, — сказал Фарквар, улыбаясь, — он сможет навредить?»

Солдат задумался. «Я был там месяц назад, — ответил он. – И видел, что из-за паводка, который  был прошлой зимой, к деревянному причалу с нашей стороны моста прибило очень много древесины. Сейчас она сухая и будет гореть как спичка».

Когда женщина принесла воду, и солдат выпил ее, он, поблагодарив леди и поклонившись мужчине, уехал. Спустя час после наступления ночи тот же солдат снова пересек плантацию, направляясь на север в ту сторону, откуда приехал. Это был разведчик.

Часть III

Когда Пейтон Факвар полетел вниз с моста, он потерял сознание и на секунду почувствовал, что … умер. Однако вдруг он пришел в себя, ему казалось, что прошли годы от резкой боли в области шеи и последовавшим за ней ощущением удушья. Сильная  резкая боль, казалось, вырвалась из шеи и растеклась по каждому уголку тела, по каждой его косточке. Эта боль вспышками проходила  по четко очерченным линиям, разветвлялась и продолжала биться в нем с невероятной скоростью и силой. Боль казалась лучами пульсирующего огня, обжигающего его невыносимым жаром. Он не ощущал ничего, кроме чувства какой-то полноты – его что-то  переполняло. Все эти ощущения не сопровождались ни одной мыслью. Умственная часть его естества уже погасла; у него были силы только чувствовать, и эти  чувства были мучительны. Вдруг он явственно стал ощущать  движение. Как будто находясь в неком светящимся облаке, пылающим центром которого он  был, лишенный физической оболочки, он раскачивался в виде огромного маятника. И вдруг, совершенно неожиданно, свет, в центре которого он был, устремился вверх, раздался громкий всплеск; затем пугающий гул в ушах, и вокруг стало холодно и темно. Способность думать вернулась к нему; он понял, что веревка лопнула, и он упал в реку. Он не чувствовал нового удушья, петля на шее все еще душила его и не выпускала воду из легких. Оказаться повешенным на дне реки – эта идея показалась ему нелепой. Он открыл глаза в темноте и увидел совсем рядом проблеск света, но как же он был далек, как недосягаем для него! Он опускался все ниже, а свет становился все слабее и слабее, пока не превратился в слабое мерцание. А потом он начал расти и становиться все ярче и ярче, и  он понял, что поднимается на поверхность – но ему не хотелось туда, ведь здесь было так хорошо. «Быть повешенным и утонуть? – подумал он, – неплохо; но я не хочу, чтобы меня еще и застрелили. Нет, меня не застрелят, это нечестно».

Он не отдавал себе отчета в своих действиях, но резкая боль в области запястья говорила о том, что он пытается освободить руки. Он обратил свое внимание на эту борьбу, как праздный зевака смотрит на ловкость фокусника без особой заинтересованности в исходе дела. Превосходное достижение! – какая великолепная, какая нечеловеческая сила! Попытка была прекрасной! Браво! Веревки спали с рук; его руки распрямились и начали поднимать его наверх, медленно двигаясь на фоне приближающегося света. Он наблюдал за своими руками с новым интересом: сначала одна, а потом вторая стали развязывать узел на его шее. Они растянули веревку и яростно отбросили ее в сторону, извиваясь, она была похожа на водяную змею. «Верните ее на место, верните ее!». Ему казалось, что он прокричал эти мысли своим рукам, потому что в тот самый момент, когда развязалась веревка, его настигла такая жуткая боль, какой он не испытывал никогда в жизни. Шея болела нестерпимо, мозг горел огнем; сердце, до этого слабо бившееся, совершило невероятный скачок и чуть не выпрыгнуло у него изо рта! Все его тело было истерзано и выворачивалось наизнанку от невыносимых страданий! Но его непокорные руки не обращали внимания на команды. Они яростно опускались и поднимались под водой, выталкивая его на поверхность. Он почувствовал, как у него прояснилось в голове; глаза были ослеплены солнечным светом, грудь конвульсивно вздымалась, и в заключительной  агонии его легкие сделали глубочайший вдох, который тотчас же вылился в душераздирающий крик!

Он был сейчас полностью во власти своих физических ощущений. Они были сверхъестественно острыми и сильными. Весь его организм был настолько истерзан страданиями, что все ощущения обострились, превосходя в сотни раз все, что он когда-либо испытывал. Он чувствовал, что его лицо пульсирует и даже слышал звук каждого толчка. Он смотрел на лес на берегу реки и видел отдельные деревья, листья и прожилки на каждом листике – видел даже насекомых: цикад, блестящих мух, серых пауков, плетущих свою паутину между ветками. Он заметил, как росинки переливаются всеми цветами радуги на миллионах травинок. Гул мошкары, танцующей по берегам реки, шуршание крыльев стрекозы, звук шагов водяного паука, ножки которого двигались как будто весла на лодке – все это создавало настоящую, реально ощутимую музыку. Рыба выпрыгнула из воды прямо перед его глазами, и он услышал, как она с силой врезается в воду всем телом.

Он оказался на поверхности воды лицом по течению. Какое-то время ему казалось, что весь мир вертится вокруг него, как будто он был осью мира, и он увидел мост, укрепление, солдат на мосту, капитана, сержанта, двух рядовых, своих палачей. Их силуэты выделялись на фоне голубого неба. Они что-то кричали и жестикулировали, указывая на него. Капитан вытащил пистолет, но стрелять не стал, остальные были без оружия. Их движения были нелепыми и ужасными, а их очертания – гигантскими.

Вдруг он услышал резкий хлопок, и что-то ударилось об воду всего в нескольких дюймах от его головы, забрызгав ему лицо. Он услышал второй хлопок и увидел одного из часовых с винтовкой на плече, легкий голубоватый дымок поднимался у дула винтовки. Человек в воде увидел взгляд человека на мосту, направленный прямо на него сквозь прицел оружия. Он отметил серый цвет глаз и вспомнил, что когда-то читал, что люди с серыми глазами самые меткие, и что у всех известных снайперов были серые глаза. Тем не менее, этот промахнулся.

Водоворот захватил Факвара и наполовину развернул его; он снова смотрел на лес на противоположном от укрепления берегу. Звук чистого высокого голоса, выводивший монотонную мелодию, теперь звенел у него за спиной и летел над водой отчетливо, пронизывающе, заглушая все другие звуки, даже стук сердца у него в ушах. Хотя он не был солдатом, но слишком часто посещал лагеря, и был в состоянии распознать наводящий ужас смысл этого неторопливого, монотонного, целенаправленного песнопения; лейтенант на берегу просто выполнял часть своих утренних обязанностей. Как холодно и безжалостно, с какой ровной, спокойной интонацией, предупредительной, вызывающей в людях невозмутимость, с какими тщательно отмеренными интервалами ронял он эти жестокие слова:

«Внимание!….Оружие к плечу!…..Готовсь!….Цель!…..Огонь!»

Факвар нырнул – нырнул так глубоко, как только мог. Вода загудела в его ушах как шум Ниагары, он услышал приглушенный грохот залпа орудий и, поднимаясь снова к поверхности, увидел светящиеся кусочки металла, сплющенные странным образом, которые медленно опускались вниз. Некоторые из них дотронулись до его лица и рук, потом отлетели, продолжая свое падение. Один застрял у него между шеей и воротником; металл был неприятно теплым, и он вытащил его оттуда.

Когда он поднялся на поверхность, чтобы сделать глоток воздуха, он увидел, что был под водой довольно долго; его отнесло далеко вниз по течению реки почти на безопасное расстояние. Солдаты практически закончили перезаряжать оружие; металлические патроны блеснули в солнечном свете, перемещаясь в барабаны винтовок, перевернулись в воздухе и легли в свои ячейки. Двое часовых снова выстрелили, беспристрастно и безрезультатно.

Преследуемый увидел это все, обернувшись на секунду; сейчас он яростно плыл по течению. Его мозг работал с той же силой, что его руки и ноги; его мысли летели со скоростью света.

«Офицер, — размышлял он, — не совершит еще раз такую стратегическую ошибку.  Легче увернуться от залпа, чем от одиночного выстрела. Он, скорее всего, уже отдал приказ стрелять по цели. Господи, помоги мне, я не смогу увернуться от них всех.

И вот ужасающий всплеск в двух ярдах от него, а затем громкий стремительный звук, который постепенно ослабевая, как будто вернулся обратно по воздуху к укреплению и затух со взрывом, пронзившим всю реку до самой глубины.

Поднявшаяся волна накрыла его, обрушившись сверху, ослепила и начала душить! В игру вступила пушка. Когда он встряхнул головой, отряхиваясь от обрушившейся на него воды, он услышал, как с другой стороны в воздухе громыхнул выстрел, и через мгновение в лесу напротив послышался звук раздробленных и сломанных веток.

«Они больше не сделают этого, — подумал он, — в следующий раз они используют картечь. Я должен следить за оружием; запах подскажет мне – звук выстрела приходит слишком поздно, он отстает от снаряда. Это хорошее оружие».

Неожиданно он почувствовал, что кружится на одном месте, круг за кругом, вращаясь как веретено. Вода, берега, леса, теперь уже далекий мост, укрепление и люди – все перемешалось и превратилось в расплывшееся пятно. Все предметы отличались теперь только цветом; круговые горизонтальные полосы цвета – это все, что он видел. Он попал в водоворот, и его вращало все сильнее на такой скорости, что у него закружилась голова и начало тошнить. Через мгновение его выбросило на гравий около левого берега реки – южного берега – за выступающим мысом, который заслонил его от врагов. Внезапная остановка движения и ссадина на руке от гравия  вернули его к жизни, и он закричал от восторга. Он зарыл пальцы в песок, а потом стал бросать его над собой пригоршнями, громко благословляя. Ему казалось, что песчинки – это бриллианты, рубины, изумруды; никакое иное сравнение не казалось ему более подходящим. Деревья на берегу были гигантскими садовыми растениями; он усмотрел ярко выраженный порядок в их расстановке, вдыхал аромат их цветов. Странный розовый свет проблескивал сквозь просветы в их листве, а ветер играл на их ветвях музыку как на ветряной арфе. Его спасение было чудом, и он был готов остаться в этом зачарованном месте до конца своих дней.

Свист и грохот картечи среди ветвей высоко у него надо головой вернули его к реальности. Сбитый с толку, канонир выстрелил наугад на прощанье. Он вскочил на ноги и, бросившись бежать вдоль берега, быстро скрылся в лесу.

Весь тот день он шел, ориентируясь по солнцу. Лес казался бесконечным, нигде он не прерывался, не было даже тропинок. Он  и не догадывался, что жил в такой дикой местности. Что-то жуткое было в этом открытии.

К наступлению сумерек он устал, стер себе ноги и умирал от голода. Мысль о жене и детях подгоняла его. В конце концов, он нашел дорогу, которая вывела его, как ему казалось, в нужную сторону. Она была широкой и прямой, как городская улица, и в то же время она казалась нехоженой. По краям дороги не было полей, следов жилья также не было. Даже не слышалось лая собаки, что могло бы свидетельствовать о поселении людей. Черные стволы деревьев стояли как две прямые стены по обе стороны дороги, превращаясь на линии горизонта в точку, как диаграмма на уроке перспективы. Над головой, если смотреть вверх на просвет между верхушками деревьев, сияли огромные садовые звезды, которые выглядели незнакомо и группировались в странные созвездия. Он был уверен, что они располагались в определенном порядке, имевшим тайный и опасный смысл. Лес с другой стороны был полон странных звуков, среди которых – один раз, затем второй, и потом еще раз – он отчетливо слышал шепот голосов на неизвестном ему языке.

Его шея все еще болела и, потрогав ее рукой, он обнаружил, что шея распухла. Он знал, что на шее была черная полоса – след от веревки. Глаза как будто наполнились песком, он больше не мог закрывать их. Язык распух от жажды; ему удалось найти спасение, высунув его между зубами и подставив холодному воздуху. Торф мягко выстилал нехоженую дорогу так, что он вообще перестал ощущать, что у него под ногами!

Вполне вероятно, что, несмотря на его страдания, он уснул в пути, потому что сейчас он уже видит другую картину – возможно, он только пришел в себя после расстройства сознания. Вот он стоит у ворот своего дома. Ничего не изменилось с тех пор, как он ушел, все вокруг радуется и светится в лучах утреннего солнца. Должно быть, он шел всю ночь. Открыв калитку и  пройдя по широкой белой дорожке, он видит мелькнувшую женскую одежду; его жена, свежая, красивая и милая, спускается с веранды ему навстречу. Она стоит на ступеньках в ожидании, с лучезарной улыбкой, полная бесподобной грациозности и достоинства. О, как она прекрасна! Он бросается к ней с распростертыми объятиями. И в тот момент, когда он уже совсем рядом и готов обнять ее, он чувствует оглушающий удар сзади; слепящий белый свет охватывает все вокруг со звуком выстрела – а потом все погружается в темноту и полную тишину.

Пейтон Факвар был мертв; его тело со сломанной шеей качалось из стороны в сторону между балками моста через Совиный ручей.